Ежедневно в России около 200 человек подсаживается на наркотики. В одной только Удмуртии число официально зарегистрированных наркоманов составляет почти пять тысяч.
При этом излечивается от зависимости не более 10%. Наркологи утверждают, что эффективность лечения в реабилитационных центрах составляет не более 3–5%. 
Вместе с женщинами из анонимной группы корреспондент ИА «Удмуртия» суммировала часть причин, из-за которых выздоровление среди зависимых проходит слишком тяжело, либо невозможно вовсе. Эта группа помощи, как и другие анонимные сообщества для людей, страдающих зависимостью от алкоголя и наркотиков, состоит на базе общественного движения «За здоровое поколение» (ранее «Матери против наркотиков»). 

Движение образовалось спонтанно, на волне героинового всплеска в 1998 году. В 2000 получило юридическую регистрацию, а в 2004 вошло в состав Ассоциации «Матери России против наркотиков». Исследования, проведенные доктором социологических наук из Санкт-Петербурга, профессором Саганенко Г.И., показали, что 62% матерей, посещающих группу, отметили положительные перемены в ситуации со своими наркозависимыми детьми. 

Однако путь этот не быстрый. Очень немногие могут решить проблему в первые год-два. Поэтому движение старается поддерживать длительные отношения с обратившимися за помощью — на скорый эффект рассчитывать не приходится, но члены анонимных групп утверждают, что перемены возможны. 

Одна из причин: штампованное мышление 

Матери говорят: проблема в нас, в том, что нас не учат в школе или институте, как найти нужные слова, чтобы наркоман пересмотрел свою жизнь. Это табу. Тема, на которую не разговаривают с друзьями. Наркоманы — изгои, а их семьи в лучшем случае в глазах большинства заслуживают жалости. В худшем — общественного порицания. Ведь нередко самих родителей близкие люди обвиняют в недостаточном внимании, любви, контроле. 

«Я не контролировала сына, и теперь близкие и друзья ставят мне это в вину», — говорит одна мать. Другая тут же признается, что ее собственная мать поставила ей в упрек несвоевременное воспитание ребенка. 

Когда в семью приходит беда, от ребенка-наркомана заслоняются не только дальние родственники, но и самые близкие люди. Кто-то предлагает забыть о таком потомке, кто-то советует жить своей жизнью, в котором теперь не должно быть места зависимому. 

А ведь эти матери помнят своих дочерей и сыновей совсем маленькими, беззащитными, милыми и любящими. Сложно представить, насколько тяжело им слушать подобное и от родственников, имеющих медицинское образование: 

"Вот у меня, например, медики есть в семье. Мне сказали: ты кого собралась спасать, даже не мечтай! Один процент и то случайный"

- одна из участниц анонимной группы созависимых. 

Родителям больного ребенка приходится бороться не только с бедой, но и с общественным негативом, постепенно начиная ненавидеть свою жизнь. Не зря сами созависимые, как называются близкие наркоманов, говорят о том, что смертность среди родных людей, страдающих от наркотической зависимости, даже выше, чем среди самих употребляющих. Может, потому, что человек уже не в состоянии пережить столько потрясений. 

Почему реабилитационный центр — не панацея. 

В группу анонимных созависимых на еженедельные встречи по вторникам приходят в основном женщины: матери и родственницы. Мужчины надолго здесь не задерживаются. 

По словам матерей, реабилитационный центр далеко не всем помогает с первого раза. Многих приходится помещать в лечебницу многократно. И плохо, что родители считают, что после лечения жизнь изменится, а сами ничего не делают для того, чтобы помочь ребенку. Просто сидят и ждут, когда он вернется. 

«В реабцентре проходят лечение зависимые, а членам семьи там говорят: надо бы на группы походить, потому что он домой вернется, а у вас старое поведение. На группах они приобретут знания и навыки общения со своим выздоравливающим зависимым, для предотвращения срывов, а родственники не ходят», — поясняет одна из матерей. 

Или приходят на одно-два занятия, говорят, что это ребенок болен, а не они, и им не от чего лечиться. 

«Ребенок возвращается, им кажется, сейчас наступит счастье, они накрывают стол… А потом все повторяется: ежедневно матери проверяют руки, заглядывают в глаза, названивают, допрашивая, где он», — рассказывает другая мать. 

И наркоман понимает, что ничего не изменилось, что ему никто не верит. Самые близкие не верят, что все позади, провоцируя рецидив. 

На группах учатся заново любить детей. Поддерживать, когда они пытаются лечиться. 

Он приходил домой, я старалась не смотреть на него, здоровалась, говорила: я тебя так рада видеть, я иду ставить чай. Мы тоннами чай тогда пили. Я ему так сигнализировала, что со мной безопасно, что я в твою личную жизнь не лезу. 

- вспоминает одна из матерей. 

Быть матерью с первого дня жизни ребенка и до конца… 

Можно многое говорить о роли матери в жизни ребенка. Вспоминать первые шаги, слова, поддержку в юности. Все знают, что мать — единственный человек, который примет, поймет, поддержит. Но ничто и никто не может подготовить мать к тому, как жить, если ее ребенок стал наркоманом. С развитием прогресса увеличивается и число разновидностей зависимостей, к их числу относится, например, компьютерная. 

Тяжело осознавать, что зачастую только родные и близкие являются последней инстанцией, мостиком, теми людьми, которые могут в очередной раз взвалить на себя всю ответственность и тяготы на пути выздоровления сына или дочери. Можно бесконечно рассуждать на тему: я его воспитала, теперь он сам за себя в ответе, оправдываясь перед совестью и миром. Но и беседовала я с теми, кто не сдался. 

«Многие уходят из группы, потому что надо работать над собой, а это труд. Наступает однажды та стадия, когда только от матери зависит, выживет ли ее ребенок», — говорит мать зависимого. 

И как не странно, по словам участниц группы, чтобы наркозависимый вновь научился жить, матери нужно забыть о нем и научиться жить для себя. Жизнь созависимого крутится вокруг наркомана, понукаемая мечтой о возможном выздоровлении ребенка, который успешно этим пользуется, манипулируя близкими. 

«Когда я поняла, что я созависимая, и что это болезнь, и болезнь семейная, тогда у меня пошел процесс. Пришло понимание, что раз это болезнь, то я научусь с ней жить… Живут же люди с диабетом». 

Поэтому матери учатся игнорировать вымогательства и шантаж со стороны детей. Это сложно, ведь наркозависимые к этому времени отыскали все слабые места в обороне родителей и знают, чем их пронять. Но на эти случаи матери разрабатывают и прописывают в записной книжке алгоритм действий, который они могут предпринять в том или ином случае. Есть такие инструменты и для той фазы, когда выздоравливающий возвращается из реабилитационного центра. 

«К примеру, у меня мысль засела, трубку он не берет: „что он делает, что он делает?“ Мне в группе говорят: а что ты сможешь сделать? Ничего. Успокойся». 

На группах они рассказывают, как боролись с навязчивой идеей контролировать каждый шаг ребенка на пути к «чистоте» (времени без наркотиков). В эти дни страшнее всего выпускать сына или дочь из дома. Пугает, когда ребенок не берет трубку. Матери говорят, что в телефонной беседе представляют целое кино, прислушиваясь к окружающим ребенка звукам и улавливая чужую речь. 

Необходимо, как поясняют матери, перестать приставать и опекать ребенка. Нужно показать, что ты ему научилась вновь верить. И в случае, когда хочется вспылить или вновь взять под контроль, приходится работать над собой. Кто-то идет гулять, кто-то принимает душ, кто-то представляет, что сын живет в Хабаровске, и у него сейчас ночь. Но большая часть звонит тем, кто лучше всего понимает. 

«Рекомендуется позвонить пяти членам группы. Как правило, одному звонишь и сразу становится легче. Если буду звонить подруге и сливать ей это, она не в теме. Она сразу начнет меня жалеть, его осуждать. Мне это не поможет, а усугубит. А если позвоню члену группы, мы знаем, о чем разговариваем. Это поддержка», — поясняет участница. 

На группе действует правило: «если мне плохо, мне нужна группа (могу услышать опыт других и применить его к себе), если мне хорошо, значит я нужен группе (могу поделиться своим опытом, что особенно важно для новичков)». Занятия в группе бесплатные. 

Почему о наркомании ребенка знают все, кроме близких 

По словам участниц группы, как правило, родители узнают, что в дом пришла беда, на последней стадии, когда из дома начинают пропадать ценные вещи. Хотя признаков достаточно, но принимать такое слишком страшно. Вот так матери описывают время до осознания: 

Я находила шприцы в диване, он говорил, что это друзья приходили, оставили. Я проверяла руки, но они были чистые, но можно было колоться в другие части тела. Я верила, потому что не хотела верить в обратное. 

«У нас даже так говорят: сидит за столом семья и среди них наркоман. Он употребляет прямо за обеденным столом, но никто этого не видит. Это на самом деле так. Мой сын собрался экзамены сдавать, он надел короткие штаны, из которых вырос много лет назад, и в таком виде пошел». 

«Ложки из дома стали пропадать. Приходил с улицы, его трясло, залезал под одеяло и кашлял. У кого-то наркомания сопровождалась сильным репродуктивным кашлем, у кого-то насморком, потливостью, переменчивым аппетитом, когда „жор“ сменялся полной апатией к еде». 

И нельзя называть трусливостью и невниманием такую реакцию матерей. Нельзя забывать, что дети для большинства людей взрослеют, только когда появляются внуки, а до этого всем кажется, что их малыши — самые лучшие. 

Часть факторов, подталкивающих ребенка к наркотикам 

Генетическая предрасположенность: следует помнить, что зависимость или потенциал для этой болезни передается от отца к сыну и от матери к дочери не из-за плохих отношений в семье, но вследствие структуры семейной наследственности. Наряду с этим дисфункциональная семья, новая компания, невнимание со стороны родителей, отъезд в другой город — лишь неполный перечень причин, по которым ребенок может начать употреблять. 

Участницы группы помощи поделились своей главной бедой: 

«У меня сын. Когда я узнала о проблеме, ему уже было 20 лет, а употреблять он начал в 14 лет. Спайс продавался прямо рядом с учебным заведением, которое посещал подросток. Более сильные наркотики в его жизни появились в 17 лет». 

«Он даже успел сходить в армию, где продолжил употреблять наркотики вместе с сослуживцами и офицерами», — дополняет она. 

«Моя беда — это дочь. Я пришла сюда, когда ей было 19 лет. Интерес к героину появился после знакомства с мужчиной. Повлияла внешняя среда. Она уже работала, и жила отдельно от меня, я не сразу поняла, в чем дело…» 

А история этой женщины отличается от других тем, что на группу ее привел сам сын, отчаянно желающий найти выход: 

«У меня сын. Когда проблема открылась, ему было уже 23 года, он пришел из армии, и, когда у него были моменты просветления, мы вместе искали выход. Я слышала о группах матерей наркоманов, но не думала, что они есть и в Ижевске. Это было не первое место, куда он меня приводил, но только здесь я надолго осталась. Меня успокоило то, что здесь были мамы, у которых сыновья были уже на стадии выздоровления. Это дало мне надежду». 

У кого-то из детей героиновая зависимость, у кого-то спайсовая. Женщины говорят, что спайсовая лечится сложнее, поскольку их дети вообще не приходят в состояние просветления. 

«Спайс — это изменение сознания. Говорят, что героиновую зависимость можно излечить мотивацией, сделать героиновую интервенцию, и он понимал, о чем с ним говорят. Со спайсовой проще привязать к батарее, чтобы он смог адекватно воспринимать разговор». 

«У меня сын, начал он лет в 17. Сами мы из другого региона, а его привезли в Ижевск поступать в высшее учебное заведение. Он жил с бабушкой. И хотя она говорила, что находила какую-то траву, мы верили, что она не его. Потом была армия, по его словам, полгода он перетерпел, за это время узнал, где что можно купить. Были бы деньги. Спустя четыре года как сын отучился, у бабушки случился инсульт, и я приехала и увидела у него исколотые вены. Мы ругались, я его выгоняла из дома, а потом обрадовалась: вены стали заживать. Он просто легко перешел на спайс, безо всяких ломок». 

В 2016 году в Удмуртии от употребления спайсовых смесей погибло 12 человек. 

продолжение далее...